Первые ордена, как монашеские, так и рыцарские, сложились в X веке, с началом эпохи институционализации монотеистических религий, хотя традиция основания «братств» восходит еще к глубокой древности. Они создавались как «элитные подразделения» той или иной конфессии, братства или региональной общины, вступление в них оговаривалось рядом условий или обетов, поэтому не удивительно, что прием в орден рассматривался как награда, и что современные ордена-награды тоже возникли из подобного рода сообществ.

Основателями орденов были короли и князья, римские папы или, в мусульманском мире, великие шейхи и правители, желающие создать себе "гвардию верных", наподобие позднейших политических партий.

В качестве целей любого ордена провозглашались духовное воспитание и просвещение, изучение священных писаний, благотворительность и прочие благие намерения. Рыцарские ордена брали на себя также военную защиту определенных территорий и находящихся там святынь.

В первые десятилетия своего существования ордена действительно руководствовались этими целями, однако далее, когда появлялись деньги и власть, то есть было, что делить, они неизбежно вырождались в структуры, которые сегодня принято называть мафиозными. Собственно, сицилийская maffia в свое время тоже создавалась как орден.

Естественно, возникали острые конфликты как внутри ордена, так и между орденом и церковными или светскими князьями. Кому-то не повезло, как, например, тамплиерам: обеспокоенный их могуществом, папа Климент V в 1312 году конфисковал имущество ордена, отправив его главу на костер. Кому-то удавалось договориться с властями, как мальтицам: тот же папа Климент V закрепил за их орденом статус суверенности и экстерриториальности, то есть фактически признал его государством.

Особую категорию представляли так называемые тайные ордена, помимо обычных благих намерений провозглашавшие своей целью изучение оккультных наук, а нередко и свержение существующего строя, особенно в XVIII – начале XIX века. Рыцарские и монашеские ордена, пережившие свой бунтарский период намного раньше, к тому времени уже «успокоились», заняв каждый свою нишу, а тайные только начали развертывать свою деятельность – мартинисты, филалеты, иллюминаты, масоны. Правители всех стран запрещали эти ордена, их членов арестовывали, казнили... В XX веке наконец «успокоились» и они, уступив свою роль братств политическим партиям.

Партиям потребовалось всего лишь немногим более века, чтобы из поклонников своих священных писаний, из идейных борцов-бунтарей тоже превратиться в придатки правительственных структур. Но, хоть внешние конфликты и сгладились, внутренние конфликты остаются, ведь любая партия по замыслу все равно тот же орден.

«Любой трест носит в себе зародыш своей гибели», печально констатировал еще О'Генри. Когда люди, пусть из самых благородных побуждений, объединяются в орден (братство, коммуну, партию), то гибель его начинается в тот момент, когда они выберут себе вождя. Вождь быстро привыкает, что ему полагается кусок побольше, ну а что будет дальше, ясно и без объяснений.

Здесь, кстати, вспоминается еще одна тема, тоже часто возникающая в наших беседах, да и на практике тоже. Всех членов ордена можно условно разделить на две основные категории: идейные и деляги.

Кажется, что положительная роль идейных так же очевидна, как отрицательная роль деляг: первые руководствуются некоей высокой идеей и готовы бескорыстно ее отстаивать, вторым же на саму идею наплевать, их интересует лишь, что они на ней заработают. Обычно же все обстоит с точностью до наоборот: идейный человек, как правило, фанатично привержен своей идее и своему ордену, считая себя вправе клеймить и преследовать чужие идеи и ордена. Деляга же, напротив, способен
договориться с кем угодно, поэтому постарается избежать конфликта и устроить все к обоюдной выгоде.

Вопрос не в том, «а я – за кого» в этом извечном споре, и не в том, что для обозначения обеих категорий можно подобрать иные слова, назвав их, к примеру, идеалистами и материалистами. Вопрос в том, чтобы найти равновесие между этими двумя крайностями («двойные мозги»), а этого-то как раз почти не бывает.

Евгений Колесов, «Магика как система»